Специалисты «Лаборатории Судебных Экспертиз» А. В. Солоницкий и Е. С. Петрушкова опубликовали статью «Утверждение и его форма» в сборнике статей «От синтаксиса слова к синтаксису текста», посвященном 80-летию Е. А. Стародумовой.
Сборник размещен по следующему адресу. http://www.labslsl.ru/?p=6162. Текст статьи полностью приводится ниже.
Методические пособия [Памятка 2006; Бельчиков, Горбаневский, Жарков 2010; Земскова 2013; Россинская, Галяшина 2021] рекомендуют ставить перед экспертом-лингвистом вопрос о форме утверждений («Выражена ли негативная информация в форме утверждений о фактах?»; «В какой форме выражены негативные сведения: утверждения, мнения, предположения, вопроса?»; «Имеются ли в тексте высказывания в форме утверждения о каких-либо конкретных фактах нарушения гражданином <…>» и под.).
В учебном пособии А. Н. Баранова утверждению посвящена значительная часть текста, а рассмотрение этого термина предваряется словами: «Следующий существенный термин, употребленный в тексте постановления, – “утверждение”. Очевидно, что речь идет о форме выражения сведений, т. е. той информации, которая понимается, осознается адресатом» [Баранов 2018: 25]. В другом фрагменте об иллюстрирующей фразе сказано: «Именно она и должна рассматриваться как утверждение при проведении лингвистической экспертизы текста при выявлении негативной информации и оценке формы ее выражения» [Там же: 30].
Справочник К. И. Бринева упоминает «утвердительную грамматическую форму» и сообщает о формальных признаках, отличающих фактивные высказывания с выраженной модальностью от утверждений о фактах [Бринев 2019: 92–94], а в примерах экспертных исследований эксперт отвечает на вопрос о форме утверждения о фактах («данная информация выражена в форме утверждения о факте» [Там же: 131]).
В монографии Г. С. Иваненко «формоцентрическая концепция» подвергнута обстоятельной и хорошо аргументированной критике [Иваненко 2018: 152–166], хотя в полном перечне вопросов, который предлагает автор, есть вопрос и о форме: «Выражена ли информация в форме утверждения или предположения?» [Там же: 55]. В другом месте этой же монографии читаем: «<…> суд рассматривает <…>вопрос о форме выражения сведений: является ли информация утверждением?» [Там же: 149] – то есть автор признает утверждение формой выражения сведений.
В статье О. В. Кукушкиной критикуется формальный подход, автор считает более правомерными формулировки вопроса, не содержащие упоминание о форме [Кукушкина 2016: 135], но формальных признаков утверждения не отрицает: «Основной грамматической формой выражения утверждения является повествовательное предложение» [Там же: 134], «Верифицируемая информация передается только в форме утверждения <…>» [Там же], «<…> отсутствие маркеров мнения значимо с лингвистической точки зрения» [Там же: 133].
Выражение «форма утверждения» двусмысленно. Словосочетание «форма + N2» допускает две интерпретации: зависимое слово может называть как объект, имеющий форму (форма мяча – шар), так и форму объекта (у мяча форма шара). Таким образом, утверждение может оказаться или формой, или некой сущностью, которой требуется форма выражения. Что именно имеют в виду авторы работ по лингвистической экспертизе, не всегда ясно. Даже в пределах одной работы встречаются и высказывания об утверждении как о некой форме (например: «<…> информация выражается <…>в форме утверждения о факте <…>» [Кукушкина 2016: 133]), и высказывания об утверждении как о сущности, имеющей форму выражения («Основной грамматической формой выражения утверждения является повествовательное предложение» [Там же: 134]).
Кроме того, нет согласия в том, формой чего утверждение является (если признается, что оно является формой): в разных работах (а иногда в одной и той же работе) говорится, что утверждение является формой то для высказывания, то для информации или сведений.
Мы рассмотрим признаки утверждения, которые могут быть признаны формальными, и надеемся, что это внесет ясность в совокупность проблем, связанных с утверждением, его формой выражения или же с тем, формой выражения чего утверждение является.
Форма – нечто внешнее, непосредственно наблюдаемое, противопоставляемое содержанию (значению) или функции. В качестве элементов языковой формы могут рассматриваться звуковой и морфемный состав слова, ударение, служебные слова, порядок слов, интонация (о форме в языкознании см., например: [Булыгина, Крылов 1990]).
В учебном пособии А. Н. Баранова содержатся два описания утверждения.
Первое описание представлено как обобщение практики лингвистических экспертиз: «При проведении лингвистических экспертиз сложилась практика, что к утверждениям относятся такие предложения (точнее, речевые акты), которые не имеют специальных лексических и / или синтаксических показателей предположения или мнения, а с грамматической точки зрения выражены сказуемыми в форме индикатива (изъявительного наклонения) и описывают некоторую ситуацию как часть реального мира (действительности)» [Баранов 2018: 27]. В этом описании два признака, которые могут быть названы формальными: отсутствие показателей предположения или мнения и форма сказуемого.
Второе описание – определение категории утверждения: «Утверждение – это вербально передаваемая кому-л. информация о том, что из нескольких возможностей имеет место одна, причем говорящий в той или иной степени берет на себя ответственность за сообщаемое, а сама информация передается в грамматической форме повествовательного предложения, допускающего истинностную оценку (верификацию), которое реализуется в различных синтаксических позициях (и в функции простого предложения, и в составе сложного) со сказуемым в индикативе и не соотносится в явной форме с субъективными представлениями говорящего о действительности» [Там же: 32]. В этом определении три признака, которые могут быть признаны формальными: форма повествовательного предложения, форма сказуемого и отсутствие показателей предположения или мнения («не соотносится в явной форме с субъективными представлениями говорящего о действительности»).
Кроме того, из фрагмента «при использовании эксплицитной перформативной формулы с глаголами типа утверждать, констатировать, заключать к утверждению относится не весь эксплицитный перформатив, а только придаточное предложение, вводимое соответствующим глаголом» [Там же: 31–32] можно сделать вывод, что существуют не только показатели мнения и предположения, но и показатели утверждения. К таковым можно отнести не только перформативные формулы с указанными глаголами, но и верификаторы безальтернативности О. В. Кукушкиной [Кукушкина 2016: 142]. Таким образом, к списку формальных признаков утверждения можно добавить еще один пункт – наличие показателей утверждения.
Иные свойства утверждения (способность быть истинным или ложным,
соотнесенность с событием в реальной действительности, независимость от представлений говорящего) формальными не являются.
Рассмотрим каждый из формальных признаков.
- Грамматическая форма повествовательного предложения
Этот критерий выглядит простым и понятным даже для тех, кто с лингвистикой никак не связан, что особенно хорошо, поскольку пользователи заключений экспертов-лингвистов – стороны судебного разбирательства и судьи – вовсе не обязаны быть специалистами в языкознании. Из школьной программы всем известно, что предложения по цели высказывания делятся на вопросительные, побудительные и повествовательные. Вопросительные предложения имеют целью не сообщить что-то, а получить сообщение от других; эти предложения произносятся с особой интонацией, а на письме снабжаются вопросительным знаком. Побудительные предложения имеют целью побудить кого-либо к действию, выражают волеизъявление, требование или просьбу, содержат глагол в форме повелительного наклонения и произносятся с соответствующей интонацией. Повествовательные предложения имеют целью что-то сообщить, информировать собеседника (читателя).
Все выглядит просто только на первый взгляд. Предложения, имеющие целью получение сообщения, могут произноситься без вопросительной интонации, не содержать вопросительных частиц, не иметь особого порядка слов, а на письме заканчиваться точкой или восклицательным знаком: Прошу сообщить результат. Сообщите результат! Кроме того, предложения, которые произносятся с вопросительной интонацией, содержат вопросительные частицы, имеют особый «вопросительный» порядок слов и на письме сопровождаются вопросительным знаком, могут не иметь целью получение сообщения [Русская грамматика 1980, Т. 2: 395–396].
Особые синтаксические образцы, по которым строятся вопросительные предложения, особая интонация, вопросительные частицы и местоименные вопросительные слова позволяют говорить о вопросительных предложениях как об особой грамматической (синтаксической) категории, а о вопросительной цели сообщения – как о его грамматическом значении, не имеющем прямого соответствия с целью говорящего. (Подобно тому как принято говорить о категориальном значении существительного, но никто не будет утверждать, например, что красота, скорость, высота, обида и проч. – предметы.) Иное дело – предложения невопросительные (побудительные и повествовательные, а в «Русской грамматике» еще и предложения со значением желания).
Согласно «Русской грамматике», «классификация невопросительных предложений по цели сообщения не опирается на какие-либо самостоятельные и целостные комплексы грамматических признаков» [Там же: 88], то есть повествовательное предложение не является грамматической формой (не имеет особой присущей ему грамматической формы), а является такой же неформальной характеристикой, как и само утверждение. Говорить о том, что информация может быть «в грамматической форме повествовательного предложения» – некорректно, поскольку грамматической формы повествовательного предложения не существует.
Описание утверждения через повествовательное предложение влечет за собой сужение круга рассматриваемых явлений: в соответствии с анализируемым определением из рассмотрения должны быть исключены вопросительные и побудительные предложения. Однако способность вопросительных предложений выражать утверждение отмечается и в «Русской грамматике» [Там же: 395], и самим автором рассматриваемого определения (речь идет о риторических вопросах, «которые не требуют ответа в точном смысле, а представляют собой утверждения, выражение предположения, мнения и пр.» [Баранов 2018: 35]). Способность вопросительных и побудительных предложений выражать утверждения убедительно показана в работе Г. С. Иваненко [Иваненко 2018: 154–157].
Итак, формальный (на первый взгляд) признак утверждения оказался неформальным, следование ему (интуитивному пониманию повествовательного предложения) влечет за собой необоснованное исключение из рассмотрения так же интуитивно (произвольно) понимаемых вопросительных и побудительных предложений, что с неизбежностью приводит к необоснованности и необъективности заключения эксперта.
- Сказуемое в изъявительном наклонении
Оправдать этот критерий легко: утверждение сообщает о чем-то реальном, а категориальное значение изъявительного наклонения – «значение реальности, т. е. представление действия как реально осуществляющегося» [Русская грамматика 1980, Т. 1: 617]. Другие наклонения – наклонения ирреальные, имеющие категориальные значения «побуждения, т. е. представление действия как требуемого, к которому побуждает кого-л. говорящий» (повелительное) [Там же: 618] и «возможности, предположительности» (сослагательное) [Там же: 623].
Однако и в этом случае не все так просто. Известно, что формы изъявительного наклонения могут употребляться для выражения тех значений, которые свойственны повелительному и сослагательному наклонениям [Там же: 617–618]; формы повелительного наклонения могут выражать значения изъявительного и сослагательного [Там же: 623], а формы сослагательного могут выражать побуждение [Там же: 617].
Исключение из рассмотрения высказываний со сказуемым в ирреальных наклонениях неверно. Высказывания Перестал бы ты лгать, Перестань лгать содержат утверждение, что собеседник солгал не менее двух раз.
Г. С. Иваненко замечает: «Однако и нереальная объективная модальность предложения не препятствует выражению утверждения: Если бы предназначенные кредиторам средства не осели в кармане конкурсного управляющего, долги были бы уже выплачены.
Наряду с предположением о возможном развитии событий, заключенном в главном предложении, в придаточном обстоятельственном со значением условия высказывается сообщение о реально произошедшем: средства осели в кармане конкурсного управляющего» [Иваненко 2018: 157]. Мы, конечно, не знаем, реально ли средства осели в кармане конкурсного управляющего или нет, но несомненно, что текст предполагает именно такое прочтение. Кроме того, в главном предложении наряду с предположением тоже содержится утверждение: долги еще не выплачены.
К этому мы могли бы добавить, что из предложений со сказуемым в сослагательном наклонении регулярно могут быть извлечены утверждения. Например, из предложения «Знал бы прикуп – жил бы в Сочи» следует, что тот, о ком идет речь (чаще так говорят о себе), прикупа не знал и живет не в Сочи. Из высказываний с отрицанием (Не знал бы прикуп – не жил бы в Сочи) следует обратное: тот, о ком идет речь, прикуп знал и живет в Сочи.
Пример с формой повелительного наклонения: «Не сломай я ногу, приехал бы» – из этого высказывания следует, что говорящий сломал ногу и не приехал. Если вдруг окажется, что говорящий на самом деле ногу не сломал, то его высказывание с формами повелительного и сослагательного наклонений следует считать не соответствующим действительности. Не будь на то Господня воля, не отдали б Москвы! – Москву отдали.
Кроме того, как справедливо отметила Г. С. Иваненко, утверждение может содержаться и не в грамматической основе предложения, и в этом случае форма наклонения сказуемого не имеет значения. Г. С. Иваненко приводит такой пример: «Не голосуйте за человека, укравшего у города миллионы. Сообщение порочащего характера, причем преподнесенное как очевидный, не подлежащий сомнению факт, содержится в обособленном определении, выраженном причастным оборотом» [Иваненко 2018: 157].
Помимо изъявительного наклонения, рассматриваемый критерий предполагает, что высказывание, содержащее утверждение, должно иметь сказуемое. Иными словами, в связи с утверждением речь может идти только о двусоставных предложениях, поскольку сказуемое есть только в таких предложениях (в терминах «Русской грамматики» – в предложениях, которые строятся по двукомпонентным подлежащно-сказуемостным структурным схемам [Русская грамматика 1980, Т. 2: 94]). Невозможность утверждений в двукомпонентных не подлежащно-сказуемостных и однокомпонентных (односоставных) предложениях, а также в предложениях фразеологизированной структуры ничем не может быть обоснована.
Даже если понимать сказуемое широко и называть сказуемым еще и главный член односоставного предложения, кажется поспешным решение исключить из рассмотрения все классы предложений, где главный член не является спрягаемой формой глагола.
- Отсутствие показателей предположения или мнения
Этот признак упоминается даже тогда, когда о других формальных при-
знаках утверждения не говорится (например, [Бринев 2014]). Средства выражения этого признака называются по-разному и встречаются как в описаниях утверждения, так и в описаниях предположения или мнения.
Наличие этого признака в определении допускает вывод, что если в высказывании отсутствуют показатели предположения или мнения, то это высказывание (или его содержание) является утверждением: «Существующая судебная и экспертная практика такова, что в текстах СМИ высказывания с отсутствующими лексическими и лексико-синтаксическими показателями выражения предположения относятся к утверждениям» [Баранов 2018: 37]. Далее автор рассматриваемого определения сообщает: «В этом есть своя логика, поскольку так чаще всего и бывает. Однако в ряде случаев высказывания без эксплицитного показателя выражения мнения должны тем не менее интерпретироваться как предположения» [Там же]. То есть если в высказывании показателя мнения нет, то это высказывание можно считать утверждением в большинстве случаев, но есть и такие случаи (их, по мнению А. Н. Баранова, меньшинство), когда высказывание без показателей мнения утверждением не является. Иными словами, рассматриваемый критерий является истинным не абсолютно, но статистически.
С ним не согласна О. В. Кукушкина: «Выбор немаркированного способа выражения мнения <…> абсолютно нормальное для естественного языка явление» [Кукушкина 2016: 134]; «<…> именно немаркированное высказывание является наиболее стандартным и частотным способом сообщения информации как о фактах, так и о мнении» [Там же: 135]. То есть отсутствие маркеров мнения не свидетельствует о наличии утверждения и мнение не маркируется в большинстве случаев.
Независимо от того, какая из названных точек зрения возобладает, само
наличие немаркированных высказываний, не содержащих утверждения, делает рассматриваемый критерий (отсутствие показателей предположения или мнения) ненадежным для обнаружения утверждений.
Другой вывод, который можно сделать из наличия рассматриваемого признака в определении, – если перед нами высказывание, в котором есть показатели предположения или мнения (по-моему, вероятно, может быть и др.), то в этом высказывании утверждение отсутствует. Если мы, пользуясь этим критерием, не можем утверждения обнаружить, то хотя бы сможем определить, что в спорном тексте наверняка утверждениями не является.
Однако и этот вывод не является бесспорным. На это указывают следующие наблюдения Г. С. Иваненко: «Показатели субъективной модальности <…>могут относиться не ко всему высказыванию, в частности не к собственно позорящим элементам смысла, а к другим составляющим семантики высказывания. Так в предложении “Возможно, в 1998 году он начал строить свою дачу на деньги от полученной гигантской взятки” вводное слово со значением определенной степени уверенности относится ко всей информации, что позволяет говорить о предположительном характере позорящего сообщения. Незначительные трансформации лексического состава кардинально меняют соотношение объективного и субъективного начал в распространенном сообщении: “Возможно, уже в 1998 году он начал строить свою дачу на деньги от полученной гигантской взятки”. Актуализация обстоятельства времени “в 1998 году” при помощи частицы “уже” семантически отделяет этот член предложения от всей остальной части предложения и делает вводное слово модальной характеристикой только обстоятельственной части, сужает его полномочия. Только часть предложения оказывается субъективирована, сообщение о совершении лицом противоправного поступка оказывается преподнесенным как объективно существующее, доказанное» [Иваненко 2018: 145].
Надо сказать, что и в первом случае сомнения автора высказывания безусловно относятся не ко всему, а только к факту начала строительства дачи в 1998 году и к финансированию этого строительства деньгами от взятки, но само получение взятки представляется свершившимся фактом.
«Возможно, в 1998 году деньги были переведены за границу (Автор предполагает, что деньги были переведены за границу) и Возможно, деньги были переведены за границу в 1998 году (Автор утверждает, что деньги были переведены за границу, и предполагает, что это было в 1998 году)» [Там же: 127].
То, что показатель субъективной модальности может относиться только к части высказывания, Г. С. Иваненко объясняет полипредикативностью высказывания и его актуальным членением [Там же].
Безусловно, интерпретация высказываний с показателями предположения или мнения связана с семантической структурой этих высказываний. Наиболее очевидный случай – описание связи событий:
Возможно [по-моему; наверное; я подозреваю, что…; может быть], его не взяли на эту работу из-за судимости в 2004 году.
Возможно [по-моему; наверное; я подозреваю, что…; может быть], не только систематические опоздания, но и пьянство были причиной его увольнения.
Предположение автора касается причинной связи между событиями, сами события (в первом случае получение отказа и судимость, во втором – опоздания, пьянство и увольнение) поданы (и интерпретируются читателем) как свершившийся факт.
Пример иного рода: Возможно [по-моему; наверное; я подозреваю, что…; может быть], ему следует перестать лгать и брать взятки – неоднократная ложь и получение взяток представлены свершившимся фактом.
Таким образом, отсутствие маркеров субъективной модальности не является признаком утверждения, а их наличие не гарантирует отсутствия в высказывании утверждений.
- Наличие показателей утверждения
В литературе встречаются указания на то, что утверждения могут сопровождаться особыми средствами: «Утверждение может содержать слова или словосочетания, подчеркивающие достоверность сообщаемого (например: известно, точно, доподлинно, без сомнения, фактически и т. п.)» [Памятка 2006: 53; Россинская, Галяшина 2021: 346]. Описание и наиболее полный перечень таких средств в статье О. В. Кукушкиной: «В языке существуют не только маркеры возможной альтернативы, но и маркеры ее отсутствия. Их можно назвать “верификаторами”, поскольку они указывают на то, что сообщаемая информация имеет истинный, достоверный характер, то есть придают утверждению статус верифицируемого факта. В качестве верификаторов, маркеров истинности выступают обычно лексические средства с семантикой знания. Одни из них используются для специального подтверждения истинности излагаемого, подкрепленности его достоверними фактами. Это прежде всего: (1) уверения в достоверности утверждения, такие как это правда; это факт; я знаю точно, что и т. п.; (2) заверения о наличии фактов: у меня есть факты; я могу это доказать фактами; (3) ссылка на всеобщее знание: все знают; всем известно… Другой тип верификаторов обозначает факт получения знания. Это так называемые фактологические предикаты: оказалось, выяснилось, что; подтвердилось, обнаружилось, было установлено, доказано, узнал, догадался…; видел, слышал, как… и т. п.» [Кукушкина 2016: 142]. К этому списку можно добавить указанные А. Н. Барановым перформативные конструкции с глаголами утверждать, констатировать [Баранов 2018: 31–32].
Однако все названные маркеры фактов [Кукушкина 2016: 135] (или же маркеры истинности, маркеры отсутствия альтернативы, верификаторы [Там же: 142]) могут свободно употребляться и в высказываниях, которые не могут быть верифицируемы – в сообщениях «о том, что нечто может произойти, произойдет, могло бы произойти <…> о том, что нужно делать, что кто-то хочет сделать и т. п.» [Там же: 137] или же в сообщениях о мыслях и чувствах: Я утверждаю, что [я узнал, что; несомненно; оказывается; всем известно, что и т. п.] так поступать нельзя [на Марсе будут цвести яблони; добро всегда побеждает; суп вкусный и т. п.]. «Я знаю – город будет, я знаю – саду цвесть».
Можно согласиться с утверждением О. В. Кукушкиной, что «сопровождение даже самого субъективного сообщения верификатором означает, что в этом сообщении есть и утверждение о том, что мнение основано на достоверных фактах» [Там же: 142]. Действительно, за мнением о том, что на Марсе будут цвести яблони, могут стоять какие-то факты, например, о каких-то научных достижениях, но утверждаемая связь между этими неназванными фактами и высказыванием о будущем является мнением и неверифицируема в принципе.
Рассмотренные нами признаки утверждения, которые могут быть сочтены формальными, на самом деле признаками утверждения не являются: ни один из них не является ни обязательным (необходимым), ни достаточным. Принципиальное отсутствие обязательных формальных признаков утверждения подтверждается, например, тем, что утверждения могут быть скрытыми (имплицитными), следовательно, без каких бы то ни было формальных показателей (об этом [Баранов 2018: 41–55, 191–202]). Кроме того, если мы рассматриваем утверждение как один из видов речевого акта, всегда остается возможность косвенного речевого акта, иными словами, говорящий может использовать утверждение для того, чтобы выразить просьбу, и наоборот.
Отсутствие формальных признаков утверждения обязывает признать следующее.
- Утверждение не имеет формы.
- Утверждение само не является формой.
- Цитированные в начале статьи формулировки вопросов некорректны.
Заметим, что в постановлении пленума Верховного суда № 3 от 24 февраля 2005 г. «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» не говорится о форме утверждений и том, что нужно определять, являются ли порочащие сведения утверждениями именно по форме. Сама постановка вопроса о том, являются ли порочащие (негативные) сведения утверждениями по своей форме, допускает, что порочащие (негативные) сведения:
- Могут быть утверждениями по форме, но при этом могут не быть
утверждениями по своему содержанию (по своей сути);
- Могут не быть утверждениями по форме, но могут быть утверждениями по своему содержанию (по своей сути).
Очевидно, что рассмотрение вопроса только о форме утверждений дает
стороне, не в пользу которой вынесено судебное решение, достаточные основания усомниться в его обоснованности.
Источник:
Авторы:
Специалисты «Лаборатории судебных экспертиз»
А. В. Солоницкий,
Е. С. Петрушкова.